Этой жизненной позиции (в изложении знаменитой женщины Коко Шанель) полностью придерживаюсь. Скажу больше - не тот стар, кому 60-70, а кто скис в 30. Этим запальчивым вступлением хочу предварить вопросы о сценических юбилеях, возрасте и т.п.
     Вспоминаю забавный случай, когда на моем концерте в публике говорили: "Это дочка Лядовой, как похожа, очаровательна и талантлива..." Приятно, но странно...
     Или на гастролях в Донецке одна дама на вопрос, пойдет ли на концерт, ответила: "А чего мне идти на эту Лядову? Ей, наверное, лет 80, чего ее слушать". Я призналась, что и есть Лядова. Она не поверила, из любопытства пришла, потом извинялась.
     Соавтор многих моих песен поэт Петр Градов написал эпиграмму, которой объясняет мою жизнестойкость: "Эта Лядова Людмила женщина заметная, а в душе у Милы сила - атомно-ракетная". Рискую испортить свой поэтический образ таким объяснением: кроме музыкальных учебных заведений окончила еще... академию жизни. В ней пригодились воспитание, уральский упрямый характер, сила воли, оптимизм.

     Другой судьбы у меня быть не могло. Если про потомственных циркачей говорят, что они родились и выросли на арене в опилках, то я выросла в звуках, нотах, скрипичных, басовых ключах, бемолях и диезах. Отец - скрипач и певец (тенор), мать - певица (меццо-сопрано) и хормейстер.
     Я стала пианисткой, композитором и певицей. Знакомство с роялем началось рано и поначалу было своеобразным.
     В 4 года на рояль меня ставили и я, не умея еще правильно говорить все слова, пела колыбельную Моцарта так: "Спи, моя Ладость, усни..." Но мелодию вела безукоризненно. В 14 лет по причине малого росточка сажали за кулисами на вертящийся стул, на нужную высоту и в таком состоянии выкатывали к роялю на сцене Свердловской филармонии. И я играла с симфоническим оркестром Первый концерт для фортепиано с оркестром Чайковского, концерт Мендельсона, произведения Рахманинова и Листа.
     Первые опусы - песенки на стихи Агнии Барто - сочиняла в 6-8 лет. Консерваторию (в Свердловске) окончила по классу композиции и фортепиано. Как пианистка считаю себя "внучатой" ученицей Г.Г. Нейгауза, т.к. у него училась мой педагог Б.С. Маранц. Когда Нейгауза освободили из ссылки, он приехал в Свердловск и в консерватории учинил мне экзамен. "Сыграй-ка мне "Лунную сонату" Бетховена". Сыграла. "А теперь первую часть на полтона ниже". Сыграла. Было мне 13 лет, и я подписывалась нотами: "Ми-ля Ля-до-фа". Забегая вперед, скажу: через четверть века уже в Московской консерватории - встреча с ним. Вдруг слышу: "А! Ми-ля Ля-до-фа!" Нейгауз сохранил в памяти мой музыкальный автограф.

     При всех сценических успехах из консерватории меня... выгнали. Мало того что в важнейшей дисциплине - марксизме-ленинизме была "ни в зуб ногой", но еще сняла с ноги туфлю и резиновым каблучком стерла в зачетке вполне заслуженную двойку. Какой цинизм! Идеологическая распущенность, несовместимая со званием студента и будущего артиста!.. На мое счастье, из Москвы приехал большой начальник из Минкультуры и попросил показать студента, преуспевающего не в марксизме-ленинизме, а в пианистической классике. Призвали меня, и я играла перед комиссией сложнейшие симфонические этюды Шумана, которые по своей философии и эмоциональному воздействию не слабее "Фауста" Гете, а уж о "Капитале" Маркса и речи не идет. Заработала восстановление в консерватории.
     Позже, в Москве, все-таки доигралась до полного идеологического краха. Жизненная активность и неравнодушие занесли меня, конечно, в комсомол и даже в члены горкома комсомола. Одновременно и в жилищный кооператив, т.к. квартиры не было. Пришлось много работать, давала по 5 концертов в день. Не ходила поэтому не только на заседания горкома и пленумы, но и на комсомольские собрания. Меня вызвали на комсомольскую конференцию и с треском выгнали даже и из комсомола.
     Но идеология в те годы была какая-то... извилистая. Выгнать-то выгнали, а когда надо было кого-то послать за рубеж, в секретариате Союза композиторов говорили: "Пошлем Лядову, уж она-то наверняка не останется". Кстати, те, кто уехал, живут по-разному. Композитор Журбин, например, работает в Нью-Йорке... тапером в ресторане "Русский самовар". Этот "самовар" - все, что он имеет теперь русского. Горько это!

     В годы войны давали концерты, выезжая в "глубинку" на предприятия, в колхозы. Там и подкармливались. Ездили на чем придется. Помню, зимой предоставили нам для гастрольных передвижений норовистую лошаденку с санями. Ее надо было сначала сдвинуть с места, разогнать, а потом на всем скаку успеть моментально запрыгнуть в сани. Было морозно, поэтому попадали в сани ловко, как бильярдные шары в лузу.
     На гастролях в Кемеровской области дали аж автобус. Зато дорога в один райцентр оказалась такой, что автобус проехать не смог. Тогда местные жители, движимые любовью к искусству, как в сказке, за одну ночь вымостили дорогу. Усталые артисты не хотели переодеваться для выхода на сцену. Убедила их, что именно здесь мы должны надеть лучшие костюмы и проявить все свое мастерство.
     Как-то пришлось выступить на теплоходе. Меня узнали и попросили спеть. Пела много, естественно, свои романсы и песни. И вдруг один из слушателей говорит: "Все это хорошо. Но вы бы спели что-нибудь свое..." Хохотали до слез.
     ...Сейчас выступать на концертной площадке стоит огромных денег. Мои концерты в последние годы в Колонном зале, залах имени Чайковского и "Россия" стали возможны благодаря финансовой помощи Ю.М. Лужкова, В.С. Черномырдина и спонсоров, которых нашли мои друзья.
     ...Только так я смогла запрыгнуть в эти сани... А о выступлении на радио или телевидении и речи не идет.

     Спрашиваете: как она рождается? Бог ее посылает. Она сначала звучит в душе. Иногда толчком к рождению мелодии становятся слова, стихи. Иной раз - состояние души. Написала много романсов и лирических песен, потому что много было невидимых миру слез. Они же должны куда-то выливаться?! Вот и переплавлялись в звуки, мелодию. Так родился романс на слова Плещеева "Пленительные звуки". Я отважилась предложить его Н.А. Обуховой. Она посмотрела, сказала: "Я медленно учу новые вещи, месяца через три запишу его на радио". Однако через месяц Надежда Андреевна прислала письмо: "Романс так понравился, что я его выучила и записала, вы услышите его на радио".
     Романсы и лирические песни пели знаменитые певцы Артур Эйзен, Иван Петров, Белла Руденко, Мария Биешу и др. Мы их пели дуэтом с Ниной Пантелеевой и даже стали лауреатами конкурса артистов эстрады.

     Знают, помнят, наверное, больше мои песни. "Виноват" в этом мажорный лад моей души. Как говорят, у меня даже грустный минор звучит со светлой мажорной окраской. Написала около тысячи песен. Исполнители: Л. Зыкина, И. Кобзон, Э. Хиль, В. Толкунова и др. Ну и я, конечно, когда наш дуэт с Н. Пантелеевой распался.
     Слова к песням - поэтов Н. Доризо, П. Градова, З. Ямпольского и др. На стихи Ямпольского написала (и сама пела) забавную еврейскую песню. "Я люблю еврея Рому, родила ему детей, продавец он гастронома, гастронома зохенвей" (т. е. паршивенького гастронома!). Дело кончается общей пляской, в которой русский пляшет по-еврейски. Писала и другие еврейские песни. А на юбилее Абрама Поздняка, администратора известного конферансье Смирнова-Сокольского, сочинила экспромтом стихи, музыку с еврейскими мотивами, тут же сыграла и спела. Это вызвало такую реакцию присутствующего Леонида Утесова: "То, что Мила Лядова прекрасная пианистка, знаю, что певица и композитор великолепная - тоже знаю. Но то, что она еврейка - первый раз слышу". Зал взорвался от хохота. Говорю об этом, чтобы показать, что искусство сближает, а композитор понимает душу своих "героев", как собственную. Поэтому, не будучи солдатом, написала много солдатских песен, маршей. Их исполнял знаменитый Ансамбль имени Александрова, и, что не менее дорого, пели ребята на марше, они были "под ногу" и под их военный настрой. "Старый марш" в репертуаре его первого исполнителя - И. Кобзона. А "мой марш" написала недавно и сама его пою: "Людмила Лядова - всегда в строю!"

     Перефразируя известное: "Специалист подобен флюсу, полнота его односторонняя", скажу, что у композитора, работающего в одном жанре, такая же полнота. Мне интересны все жанры в музыке. Написала оперу, четыре оперетты, одна из них - "Под черной маской" - шла в Московском театре оперетты, кантаты, оратории.
     Игорь Моисеев, хореограф Большого театра Василий Вайнонен, дирижер Ниязи просили написать музыку к балетным и танцевальным номерам. Причем поставили условия. В "Танцевальной польке" для ансамбля И. Моисеева должно быть много стакатто, т.е. отрывистых, коротких звуков. Вайнонен уже сделал хореографический рисунок танца "Негритянские куклы", и музыка должна была точно попадать в него. Справилась! Ансамбль танцевал "Польку", а солисты балета исполняли в концертах "Негритянские куклы" и "Слепую девушку" (хореограф П. Гусев).

     "Наедине" не совсем точно. Был еще мой первый концерт для фортепиано с оркестром, который играла для Вана в Рузе, в Доме творчества композиторов. Он приехал сюда отдыхать и работать через два года после победы на Конкурсе имени Чайковского. А я к этому времени написала свой фортепианный концерт. Сажусь за рояль в его коттедже. Ноты еще написаны от руки. Клиберн сидит рядом и переворачивает их. Он заинтересованно следит и за моими руками. После первой части концерта схватил за руку, посмотрел на пальцы и сказал: "Ол райт! Она здорово играет". А на нотах написал: "В вашем исполнении поражает особая выразительность, неповторимая индивидуальность и легкость, с которой мы преодолели весь путь концерта. Спасибо за вашу игру для меня. Вы замечательный композитор и пианистка". То, что я скажу дальше, тоже не должно звучать нескромно, так как не отношу слова Клиберна только к себе: "Я не ожидал, что в Советском Союзе такие женщины!"
     ...Много позже играла этот концерт на музыкальном фестивале в Кисловодске с симфоническим оркестром филармонии. В 1998 году - в Колонном зале в сопровождении Большого оркестра Российского государственного центра телевидения и радиовещания под управлением народного артиста СССР Мурада Кажлаева. Успех превзошел ожидания.

     Спрашиваете: что все-таки помогает "так выглядеть" и быть в строю? Даю рецепт: мажорность, воля к труду, к жизни, вера в себя и добро. Это "внутренние" средства. Сильную косметику и операции - отвергаю. Вместо этого другое. Любовь к мужу. Он - моя половинка. Были, были в жизни увлечения и даже браки. Но найти половинку - подарок судьбы. Вместе мы уже 28 лет. Еще - увлечение... рыбалкой. И не какая-нибудь с разведением рук и показом ушедшей рыбы, а с поставкой на кухню для поджарки лещей, подлещиков и проч. Но главное в рыбалке - тишина и природа. Хлебом не корми - люблю убрать квартиру или покрасить забор на даче. Еще - водить машину вместе с кошкой Катериной. Она садится у руля, не шелохнувшись, глядит прямо на дорогу. Автоинспектора столбенеют, но, так как мы с Катериной правил не нарушаем, все обходится.

     Безголосых, бездарных "певцов", заполнивших эстраду. Исполнительство стало карикатурным. Музыка и тексты, похоже, "сработаны" одноклеточными существами. Не имею в виду талантливых певцов И. Кобзона, Л. Долину, Э. Пьеху, А. Градского, С. Пенкина, В. Сабанцеву. У них и песни другие. Исполнительство на эстраде стало предметом странной купли-продажи. Не певец или музыкант получает деньги за выступление, а они их платят, чтобы иметь такую возможность. Кто не имеет - остается за кадром. Мы не слышим, не знаем замечательных певцов Заира Тутова, Валентину Толкунову, Рената Ибрагимова...
     Скажете, народ ходит, смотрит и слушает? Отвечу: такая политика ведь длится давно, и молодежь не слышит ничего другого, кроме децибелов, несущихся со сцены или из приемников.
     Считаю зависимость от звукового фона такой музыки одной из причин того, что "ходят". Она сродни зависимости наркотической. Не пришло ли время найтись "королю", который скажет: "Народ-то голый!" Не боясь при этом "не попасть в струю": "А весь мир так поет и "играет"!"